Дискуссии о музыкальном мышлении как показатель системного кризиса психологии
Вариант статьи опубликованный в
«Трудах 4-го Международного форума молодых учёных»
В 1934 году яркий представитель вненаучной мысли П.Д. Успенский в своей
работе «Психология возможностей эволюции человека» пишет: «Прежде
всего, я должен сказать, что никогда ещё в истории психология не находилась
на столь низком уровне, как сегодня. Она утратила всякое соприкосновение
со своими истоками и смыслом, а потому сейчас даже трудно определить
сам термин «психология», то есть сказать, что же такое психология и что
она изучает. И это так, несмотря на то, что ещё никогда в истории не было
такого множества психологических теорий и книг по психологии» /19, 387/.
Представители научной мысли, также как и П.Д. Успенский, весьма и весьма
скептически оценивают состояние развития данного раздела человеческих
знаний. Так, в том же 1934 году в своей знаменитой монографии «Мышление
и речь» классик отечественной психологии Л.С. Выготский
констатирует: «Историческое состояние нашей науки таково, что, говоря
словами Ф. Брентано, существует много психологий, но не существует
единой психологии. Мы могли бы сказать, что именно потому и возникает
много психологий, что нет общей, единой психологии. Это значит, что
отсутствие единой научной системы, которая охватила бы и объединила
всё современное психологическое знание, приводит к тому, что каждое
новое фактическое открытие в любой области психологии, выходящее за
пределы простого накопления деталей, вынуждено создавать свою
собственную теорию, свою систему для объяснения и понимания вновь
найденных фактов и зависимостей, вынуждено создавать свою
психологию – одну из многих психологий» /3, 25/.
В настоящее время положение дел в психологии кардинально не изменилось,
что и подтверждает печально известный, но вместе с тем и незаурядный
психотерапевт А.М. Кашпировский: «Ни о чём так плохо не осведомлен
человек, как о самом себе. Несмотря на то, что сейчас ХХ век, человек
шагнул на Луну, и имеются очень большие достижения в технике, в области
человеческой души, в области человеческой психики практически никаких
изменений не произошло» /7, 6/. О том, что это далеко не единичное мнение,
свидетельствуют и многие высказывания других авторов. Например,
Р.М. Фрумкина утверждает: «Психология находится и сейчас в процессе
поиска своих норм и идеалов» /20, 14/. Гиппенрейтер Ю.Б.: «До сих пор не
определено, считать ли психологию естественной наукой или
гуманитарной…» /4, 12/. И т.д.
Если все приведённые выше цитаты самых различных авторов не
свидетельствуют о глубоком кризисе психологии, то о чём же они
свидетельствуют? Однако сами истоки указанного кризиса необходимо
искать вовсе не в теоретических изысканиях современной науки, не в
публикациях прошлого века, а в «преданьях старины глубокой»,
в частности в Древней Греции.
«В противовес представлениям о душе как особом начале Аристотель учил,
что душу от живого тела отделить нельзя, поскольку она является его
формой, способом его организации. Такой подход придал психологии
Аристотеля биологическую ориентацию. Будучи принципом жизни и
развития душа не может делиться на части, но проявляется в виде
нескольких функций (способностей) или деятельностей, образующих
особый генетический ряд. Вегетативная («питающая») функция души
специфична для растений, чувствующая и движущая функции – для
животных, разумная – для человека» /12, 25/.
Нетрудно убедиться, что со временем теоретические взгляды великого
грека, подверглись последовательному развитию, и к настоящему времени
научная мысль пришла к твёрдому убеждению, что мышление – это разумная
(рациональная) деятельность человека: «Мышление, – утверждает известный
отечественный философ А.Г. Спиркин, – есть высший вид рациональной
познавательной деятельности... осуществляемый в понятиях, суждениях,
теориях и т.п., а также процесс творческого созидания новых идей» /16, 285/.
У нас сразу же возникает сомнение: если мышление – это понятия и
суждения, то, как же быть, например, с наглядно-действенным мышлением?
Оказывается, что, если очень захотеть, то и действия можно «попытаться
привязать» к понятиям и суждениям! Вот как это делает, например,
С.Л. Рубинштейн: «Другой существенной стороной мыслительной
деятельности являются обобщения. Обобщение, или генерализация,
неизбежно зарождается в плане действия, поскольку индивид одним и
тем же генерализованным действием отвечает на различные раздражения
и производит их в разных ситуациях на основании общности лишь
некоторые их свойства. В различных ситуациях одно и то же действие
вынуждено часто осуществляться посредством разных движений, сохраняя
при этом, однако, одну и ту же схему. Такая – генерализованная – схема
является собственно понятием в действии или двигательным, моторным
«понятием», а его применение к одной и неприменение к другой ситуации
– как бы суждением в действии, или двигательным, моторным
«суждением». /15, 380/.
Для нас очевидно, что попытка решения данного вопроса в рамках
классической психологии сразу же ставит перед теоретиками ряд других
проблем. Например, как быть с мышлением животных? «Мышление
наглядно-действенное – один из видов мышления, характеризующийся
тем, что решение задачи осуществляется с помощью реального,
физического преобразования ситуации, опробования свойств объектов.
Элементарные формы мышления наглядно-действенного, наблюдаемые
у высших животных, изучались И.П. Павловым, В. Кёлером,
Н.Н. Ладыгиной-Котс и другими учёными. У ребёнка мышление
наглядно-действенное образует первую ступень развития мышления.
У взрослого человека мышление наглядно-действенное сосуществует с
наглядно-образным и словесно-логическим мышлением» /12, 225/.
Таким образом, если исходить из той предпосылки, что мышление – это
некий психический процесс, самым непосредственным образом связанный
с понятиями и суждениями, то факты будут говорить о том, что именно
этими формами мышления обладают многие «высшие» животные…
Упорные попытки многих теоретиков свести разумную деятельность к так
называемым основным формам мышления нам представляется весьма
сомнительными, тем более, что и с самими понятиями-суждениями дело
обстоит весьма и весьма проблематично!
Пронаблюдаем, как сведение мышления к понятиям и суждениям влияет,
например, на положение дел в лингвистике. Так, у ведущего отечественного
языковеда А.А. Реформатского, по учебникам которого вот уже второе
столетие изучают азы языкознания студенты филологических факультетов
вузов Росси, находим: «Мысли и рождаются на базе языка, и закрепляются
в нём. Однако это вовсе не означает, что язык и мышление представляют
тождество.
Законы мышления изучает логика. Логика различает понятия с их признаками,
суждения с их членами и умозаключения с их формами. В языке существуют
иные значимые единицы: морфемы, слова, предложения, что не совпадает с
указанным логическим делением… Нетрудно убедиться, что вовсе не все
слова выражают понятия (например, междометия выражают чувства и
желания, но не понятия; местоимения лишь указывает, а не называет и не
выражает самих понятий; собственные имена лишены выражения понятий
и др.)» /14, 19/. Из всего изложенного вытекает следующая логическая
цепочка: мышление – это понятия и суждения, но если таковых не имеется,
то это значит, что нет и названного психического процесса!!! Поэтому если
человек реализует посредством речи некое слово или предложение, но оно
не является ни понятием, ни суждением, которые и представляют собой
категории мышления, то данный индивид в этот момент просто не мыслит
(не думает)!!! Например, человек совершенно не мыслит, говоря: «Я –
Саша, а она – Маша!».
«Не все предложения выражают суждения (например, вопросительные
и побудительные предложения)» /14, 19/, – продолжает тот же автор. Так,
вопросы почему? или что это? не являются ни понятиями, ни суждениями.
Более того, когда задаётся вопрос типа «Почему дует ветер?», то
оказывается, что ни о каком мышлении при этом не может быть и речи,
так как данное высказывание не является тем самым суждением!!! Для
нас всё описанное представляется полнейшим нонсенсом. Но почему-то
подобное положение дел вызывает состояние дискомфорта только у
автора настоящей работы?
В свете всего изложенного весьма любопытная ситуация складывается с
теоретическим описанием музыкальной деятельности. Традиционная
наука утверждает, что в противовес разумной или рациональной
деятельности, музыкальное искусство – это чувственная или эмоциональная
сфера психики, в которой отсутствуют и понятия, и суждения. В весьма
авторитетном издании – «Музыкальном энциклопедическом словаре» –
один из его авторов Т.В. Чередниченко разъясняет: «В историческом плане
развитие музыки неотделимо от деятельного развития чувственных
способностей самого человека…» /21, 359/. Отсюда вытекает вывод:
никакого музыкального мышления нет и быть не может.
То есть музыка – это чувства, а великий Аристотель завещал, что
чувственного мышления не бывает. Вот почему, чтобы доказать, что
мышление не ограничивается своей словесно-логической формой,
Л.С. Выготский не противопоставил вербальное и музыкальное
мышление, а, образно говоря, отправился к обезьянам!
Наиболее чётко взгляды сторонников данной точки зрения обобщает
известный психолингвист Е.С. Кубрякова: «Нередко говорят о том, что в
музыкальном или скульптурном и пр. произведениях искусства «выражена
мысль». Но такой способ интерпретации метафоричен: объективирован в
материальной форме замысел человека, но не его суждения о мире или же
конкретное сообщение о нём» /8, 53/.
Однако всё больше специалистов в различных областях человеческих знаний
склоняются к мысли о реальности факта существования музыкального
(эмоционального) мышления. Так, авторитетнейший отечественный баянист
и педагог, профессор РАМ имени Гнесиных Фридрих Липс
разъясняет: «Встречаются баянисты, обладающие подвижной пальцевой
техникой, но играющие сумбурно, неровно, нервозно. Совершенно
очевидно в таких случаях, что одной физиологической подвижности
мало. Для того чтобы быстро и точно играть, необходимо также быстро
и чётко мыслить. Мысль не должна отставать от пальцев; в противном
случае автоматизм может подвести, и пальцы запутаются» /9, 75 – 76/.
Другой выдающийся музыкант-исполнитель и педагог Иосиф Пуриц продолжает развивать
ту же тему: «Нормальным можно считать положение, при котором
уровень освоения музыкального языка, а, следовательно, и уровень
музыкального мышления несколько
опережает инструментальное, техническое развитие учащегося» /13, 83/.
Известный педагог, методист, автор учебных пособий Г.Т. Стативкин
в своём методическом сборнике «Начальное обучение на выборно-готовом
баяне» один из разделов озаглавил «Развитие навыков полифонического
мышления» /18, 93 – 96/.
У пианистов об особенностях мышления за фортепиано размышляет автор
популярного учебного пособия «Методика индивидуального преподавания
игры на фортепиано» К.А. Мартинсен, который считает: «Такая
взаимосогласованная система передачи «мысль – тело» всегда настолько
различна и индивидуальна, как различны и индивидуальны лица людей.
Только тот из фортепианных педагогов, кто учитывает это обстоятельство,
окажется действительно проводником своих учеников к искусству… Важным
для художественного образного мышления за фортепиано следует считать
способность внутреннего слуха улавливать тончайшие движения души и,
переполняясь ими, преобразовывать их в звуковысотные представления
чарующей прелести» /10, 32 – 33/.
Развитие подобных взглядов привело к тому, что о музыкальном мышлении
начинает писать даже наиболее консервативная часть научного сообщества,
каковой на наш взгляд является подавляющее большинство представителей
современной лингвистики. Например, у В.А. Гречко находим: «Генетически
этот этап связан с другими формами довербального мышления древнего
человека, а в современном своём состоянии язык функционально связан с
другими формами невербального мышления (ср.: музыка, живопись…)»
/5, 14/.
На подобные утверждения противники признания музыкального мышления
возражают примерно следующее: перечисленные выше специалисты
психологами не являются. Отсюда и все их высказывания по поводу данного
вида мышления просто некомпетентны, а потому не соответствуют
действительности… На что ещё в 1934 году Л.С. Выготский высказал
воистину пророческое суждение: «Наука, делая шаг вперёд в области
накопления фактического материала, делает два шага назад в его
теоретическом истолковании и освещении. Современная психология почти
на каждом шагу являет печальнейшее зрелище того, как новейшие и
важнейшие открытия, составляющие гордость и последнее слово науки,
положительно вязнут в донаучных представлениях» /3, 25/.
Теперь обратимся к высказываниям тех, кто является или считает себя
представителем психологии. В частности, К.В. Тарасова совместно с
коллективом авторов под руководством Г.М. Цыпина утверждает:
«Музыкальное мышление – сложный эмоциональный
сенсорно-интеллектуальный процесс познания и оценки музыкального
произведения. Сложность, многокомпонентность музыкального мышления
и является, по-видимому, причиной того, что до сих пор ни в музыковедении,
ни в психологии и педагогике нет единого термина для его обозначения...» /11, 217/.
Кандидат искусствоведения, ведущий научный сотрудник Проблемной
научно-исследовательской лаборатории Московской консерватории,
профессор кафедры междисциплинарных специализаций музыковедов
М.С. Старчеус пишет: «Мышление иногда называют действием без слова и
движения. В музыке инструментом мыслительного действия является слух.
Можно сказать, что слух определяет способ мыслить в музыке, а
музыкальное мышление — способ слышать. Асафьев замечает, что «остро
впечатлительный», «инициативный» слух приходит к «слышанию музыки
как мысли», а музыкальное мышление есть абсолютное владение слухом
[Асафьев Б., 1950, с. 81, 92]» /16, 600/.
...А.В. Белоусов: «Невозможно изучать процесс мышления
в целом, исключив из него изучение особенностей функционирования
музыкального мышления в частности» /1, 465/.
Конечно, высказывания сторонников факта существования музыкального
мышления можно поставить под сомнение. Как, впрочем, и высказывания
представителей противоположного лагеря, который считает, например,
проявление эмоций нерациональной деятельностью. Однако проанализируем:
что есть эмоции? Вот как это разъясняет кандидат медицинских наук А.Л. Еремин:
«Согласно информационной теории «эмоция – это субъективная интегральная
оценка мозгом двух факторов – потребности и вероятности ее удовлетворения,
оценка вероятности достижения цели, которую индивидуум производит на
основе врожденного и ранее приобретенного опыта, непроизвольно
сопоставляя информацию о средствах, времени, ресурсах, имеющихся и
прогностически необходимых для достижения цели (удовлетворения
потребности)» (П.В. Симонов, 1981, 1987)» /6, 167/.
И несколько далее: «Эмоциональный разум интеллектуальных систем.
В 1929 году У. Кэннон, затем Ф. Бард и в 1937 году Д.У. Папес заложили
основы нейроанатомии эмоций и значения лимбической системы (таламус,
гипоталамус, миндалина, гиппокамп). Стало ясно, что определенные
структуры мозга отвечают за эмоциональное восприятие, возбуждение,
переживание, «поток мысли»... (Ф. Блум и др., 1988)» /6, 224/.
Сам же Блум и др. пишет: «На основании данных Мараньона и других
ученых Стэнли Шахтер пришел к теоретическому выводу, что в
возникновении эмоций одинаково необходимы оба фактора – и
физиологическая активация, и познавательная оценка. Ни один из них
в отдельности не может вызвать подлинное эмоциональное состояние»
/2, 139/.
Итак, «сопоставление информации», «оценка двух факторов»,
«познавательная оценка» и т.п. не может осуществляться без психической
операции, которая именуется сравнением. По этому поводу в справочной
литературе находим: «Сравнение – одна из логических операций мышления.
Задания на сравнение предметов, изображений, понятий широко
используются при психологическом исследовании развития мышления и
его нарушений» /12, 382/. Отсюда следует: так как сравнение – одна из
операций мышления, которая свидетельствует о его наличии, и при этом то
же сравнение является необходимым условием возникновения эмоции, то
последняя будет ничем иным, как структурным элементом именно
мышления! Следовательно, «эмоциональный разум» действительно
существует!!!
А потому, если древние говорили, что все пути ведут в Рим, то в
психологии все пути ведут к мышлению (сознательному, подсознательному,
бессознательному, эмоциональному и т.п.) Кстати, это подтверждает и
этимологический анализ вышеприведённого высказывания одного из
противников существования музыкального мышления – Е.С. Кубряковой:
замыслить – мыслить – мысль – мышление…
Какой бы словесной паутиной не опутывали приверженцы понятий и
суждений указанное выше явление, мы всё равно приходим к одним и тем
же малоутешительным для традиционной науки выводам, которые гласят:
1) музыкальное мышление реально существует;
2) признание факта существования музыкального мышления не решит сразу
всех проблем, имеющих место в психологии и смежных с нею науках, но
реально будет способствовать нашему приближению к созданию менее
противоречивой теории, что в итоге не может не сказаться и на практике
её применения.
Таким образом, вопрос о существовании музыкального мышления для
автора настоящей работы давно актуальным не является. Однако для нас,
как и в былые времена, злободневным остаётся следующее высказывание
П. Дирака: «Я верю, после разрешения каждой проблемы будет оставаться
по-прежнему великой загадкой вопрос о том, как поступить с остальными
проблемами». Таковой загадкой современной науки является поиск ответа
на вопрос: если мышление далеко не сводится к «высшему виду
рациональной познавательной деятельности, осуществляемой в форме
понятий, суждений и теорий», то, что же в итоге представляет собою
данный психический процесс?
Всё вышеизложенное неминуемо приводит нас к одним и тем же весьма
«ядовитым» для современной науки вопросам: если любой психический
процесс можно включить либо в рациональную, либо в эмоциональную
сферу деятельности, каждая из которых в свою очередь попадает в сферу
деятельности мышления, суть которого совершенно не осознана
современной научной мыслью, то, что же в итоге изучает психология???
И если всё перечисленное не говорит о глубоком системном
кризисе психологии как научной дисциплины, то о чём всё это говорит?
- На первом фото Программа областного
методического семинара «Развитие музыкального
мышления.», то есть развитие того, чего по мнению
подавляющиго большинства психологв не существует.
Тула, 19 ноября 2008 года.
- На втором фото обложка сборника «100 лет Тульскому колледжу искусств им.
А.С. Даргомыжского…» (№ 22 в списке использованной литератцры), в котором
напечатана статья Александра Белоусова «Дискуссии о музыкальном мышлении
как показатель системного кризиса психологии».
Список использованной литературы
1. Белоусов А.В.
Основы единой теории мышления. Часть I. Язык и мышление. – Тула, 2006. – 864 с.;
2. Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, память и поведение:
Пер. с англ. Годиной Е.З. – М., 1988. – 248 с.;
3. Выготский Л.С. Мышление и речь. // Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. II.
Проблемы общей психологии. / Под ред. В.В. Давыдова. – М.: Педагогика, 1982.
– С. 6 – 361;
4. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. Курс лекций. –
М.:1996. – 336 с.;
5. Гречко В.А. Теория языкознания: Учеб. пособие / В.А. Гречко. –
М.: Высш. шк., 2003. – 375 с.;
6. Еремен А.Л. Ноогенез и теория интеллекта. – Краснодар: «Советская
Кубань», – 2005. – 356 с.;
7. Кашпировский А.М. Пробуждение. М.: ПО «Детская книга», 1992. – 48 с.;
8. Кубрякова Е.С., Шахнарович А.М., Сахарный Л.В. Человеческий фактор
в языке: Язык и порождение речи. – М.: Наука, 1991. – 240 с.;
9. Липс Ф.Р. Искусство игры на баяне. – М.: Музыка,
1985. – 158 с.;
10. Мартинсен К.А. Методика индивидуального преподавания игры
на фортепиано. М.: Музыка, 1977.– 127 с.;
11. Психология музыкальной деятельности: Теория и практика: Учеб. пособие
для студ. муз. фак. высш. пед. учеб. заведений / Д.К. Кирнарская, Н.И. Киященко,
К.В. Тарасова и др.: Под ред. Г.М. Цыпина. – М.: Издательский центр «Академия»,
2003. – 368 с.;
12. Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. –
2-е изд., испр. И доп. – М.: Политиздат, 1990. – 494 с.;
13. Пуриц И.Г. Методические статьи по обучению игре на баяне. – М.:
Издательский дом «Композитор», 2001.– 224 с.;
14. Реформатский А.А. Введение в языкознание.– М.: Просвещение, 1967.
– 542 с.;
15. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: В 2 т. Т. 1. – М.: Педагогика,
1989. – 488 с.;
16. Спиркин А.Г. Основы философии: Учеб. Пособие для вузов. –
М.: Политиздат, 1988. – 592 с.;
17. Старчеус М.С. Слух музыканта. – М.: Моск. гос. Консерватория
им. П.И. Чайковского. – М., 2003. – 640 с.;
18. Стативкин Г.Т. Начальное обучение на выборно-готовом баяне.
– М.: Музыка, 1989. – 124 с.;
19. Успенский П.Д. Психология возможностей эволюции человека. (Перевод и
предисловие А.М. Руткевича) // Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного
знания / Отв. ред. и сост. И.Т. Касавин. – М.: Политиздат, 1990. – С. 383 – 447;
20. Фрумкина Р.М. Предисловие // Психолингвистика: Сб. статей. – М.: 1984;
21. Чередниченко Т.В. Музыка // Музыкальный энциклопедический словарь /
Гл. ред. Г.В. Келдыш. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 359 – 360;
22. Белоусов А.В. Дискуссии о музыкальном мышлении как показатель системного
кризиса психологии // 100 лет Тульскому колледжу искусств имени А.С.
Даргомыжского (сборник материалов, посвящённых юбилею учебного заведения):
история, наука, методика / Ред. колл. Т.В. Рыбкина, М.З. Перминова; отв. за вып.
В.А. Зюкин, Тул. колледж искусств им. А.С. Даргомыжского. – Тула: «Инфра»,
2008. – С. 113 – 122.
Примечание.
Статья (Белоусов А.В.
Дискуссии о музыкальном мышлении как показатель системного кризиса
психологии // 100 лет Тульскому колледжу искусств им. А.С. Даргомыжского
(сборник материалов, посвящённых юбилею учебного заведения): история,
наука, методика / Ред. колл. Т.В. Рыбкина,
М.З. Перминова; отв. за вып. В.А. Зюкин;
Тул. колледж искусств им. А.С. Даргомыжского. – Тула: «Инфра», 2008. –
С. 113 – 122) написана по материалам монографии: Белоусов А.В.
«Основы единой
теории мышления. Часть I. Язык и мышление».
Позже с незначительными изменениями статья была опубликована в
сборнике «Актуальные проблемы современной науки: Труды 4-го
Международного форума молодых ученых (9-й Международной
конференции). Гуманитарные науки. Ч. 30: Психология.– Самара, 2008».– С. 47 – 55.
Настоящая проблема также поднималась автором на заседании
круглого стола Международной научно-практической конференции
«Развитие научного наследия Бориса Михайловича Теплова в
отечественной и мировой науке (к 110-летию со дня рождения)»
(Москва, 2006).
В 1934 году яркий представитель вненаучной мысли П.Д. Успенский в своей
работе «Психология возможностей эволюции человека» пишет: «Прежде
всего, я должен сказать, что никогда ещё в истории психология не находилась
на столь низком уровне, как сегодня. Она утратила всякое соприкосновение
со своими истоками и смыслом, а потому сейчас даже трудно определить
сам термин «психология», то есть сказать, что же такое психология и что
она изучает. И это так, несмотря на то, что ещё никогда в истории не было
такого множества психологических теорий и книг по психологии» /19, 387/. 