Белоусов А.В. К вопросу об эволюции лингвистической мысли
«В новое тысячелетие наука о языке входит с достаточно впечатляющим
множеством идей и их решений: зачастую они становятся настолько
трудно различимыми, что возникает потребность в осмыслении не
только основополагающих постулатов отдельных школ, но и
стратегических направлений развития современной лингвистики».
/Н.Ф. Алефиренко/
В свете вышеизложенного приходится констатировать,
что эволюция языкознания является точной копией эволюции всей научной
мысли в целом, а потому и в современной лингвистике
прочно укоренилась тенденция выискивать нечто такое там, где
совершенно ничего нет, и абсолютно игнорировать то, что имеет
место!!! Названная тенденция проявляет своё действие, как в
незначительных деталях, так и в грандиозных теоретических
построениях. Например, в частном случае взглянул представители
МФШ* находят, что форма [ø] выполняет функцию формы /д/.
При этом они абсолютно игнорируют тот досадный факт, что прямое
сопоставление данных форм ведёт к явному нарушению смысла:
взгля[ø]нул – взгля[д]нул (это ж надо же так концептуально
определиться!). Всё изложенное наглядно демонстрирует наличие в
этих формах разных элементов мышления (сравните: извес[ø]ный
– извес[т]ный), а в итоге говорит об их фонологической самостоятельности!!!
Очень многие авторы искренне верят, что высшей точкой развития
фонологии является учение МФШ, и очень часто не находят в нём того,
что мы называем совсем не печальным! Например, А.А. Кретов
пишет: «Как видим, именно МФШ, причём – что особенно приятно – в
союзе со Л.В. Щербой, даёт всё необходимое, как в плане теории, так и
в плане материала, для нового этапа „погружения в фонему”» /Кретов А.А.,
2001, с. 60/. Действительно, нам концепция МФШ предоставила очень
много материала, которого хватит не только для одной этой работы...
Однако и отношение концепции МФШ к указанным выше
лингвистическим единицам, и введение в лингвистику понятия условное
ударение, и полнейшее пренебрежение к естественным фонетическим
позициям гласных, и ещё множество подобного – это всё третьестепенные
детали. Существуют вещи более фундаментальные, а потому и более
значимые для науки, чем даже вся концепция МФШ в целом!
Мы рассматриваем каждую приведённую нами цитату как островок
истинной научности в океане полнейшего невежества, как оазис в пустыне,
как луч света в тёмном царстве наших абсолютно антинаучных изысканий,
поэтому стараемся не упускать ни малейшей возможности, которая
позволила бы внести струю истиной науки в настоящую однозначно
дилетантскую работу. А посему добавим ещё немного научного соуса в
пресную воду наших словесных измышлений. Огромный интерес для нас
представляет высказывание А.А. Гируцкого, который полагает что «если
исходить из троякого феномена языка (язык – речь – речевая деятельность),
то его минимальная фонетико-фонологическая единица будет представлена
тремя элементами: фонемой – аллофоном (от греч. alias – иной) –
звуком, составляющими единое целое» /Гируцкий А.А., 2003, с. 79/.
Данная цитата очень наглядно подтверждает наш отправной тезис. Из неё
следует, что точно так же, как в современной семиотике знак
состоит из знака и ещё чего-то, в современной лингвистике язык
состоит из языка и ещё двух компонентов, то есть целое состоит из целого
и ещё нескольких «довесков». Однако для нас это, если не очередной
нонсенс, то явная тавтология (язык состоит из языка), устранить которую
можно разными путями. Например, из антецедента вышеприведённой
цитаты можно сделать вывод, что язык, речь и речевая деятельность
«составляют» вовсе не язык, а некий феномен!!! Данный вывод
подтверждает и развивает консеквент высказывания, в котором
говорится, что каждому из перечисленных понятий соответствует своя
лингвистическая единица: фонема аллофон, звук и минимальная
фонетико-фонологическая единица!!!
Таким образом, современная наука на совершенно ровном месте
трёхголовому Змею Горынычу внедряет имплантат в виде четвёртой
головы. Для автора же настоящей работы противоестественным
является не только четвёртая голова, но и три предыдущие. Так, ранее
мы уже писали о неправомерности разделения чего-то нам неведомого
(то ли того самого феномена, то ли той самой деятельности) на
«единицы языка» и «единицы речи». Но этим оригинальность
троякого феномена языка не ограничивается.
Весьма своеобразными являются те части теоретических концепций,
в которых теоретики пытаются провести границы между речью и
речевой деятельностью. Мы безоговорочно готовы согласиться с
тем, что глубоко заблуждаемся и в очередной раз признать:
Александр, ты не прав, – при условии, если теоретики смогут нам
практически продемонстрировать: каким образом речь может
реализоваться без деятельности???
«Самое трудное, – утверждает Александр Александрович
Реформатский, – определить, что такое речь. Прежде всего, это не
язык и не отдельный речевой акт. Мы говорим об устной и о
письменной речи, и это вполне правомерно...» /Реформатский
А.А.,1967, с. 37/. Автор настоящей работы считает, что не «вполне
правомерно» называть упражнение по русскому, сделанное в
тетради, письменной речью. Для нас запись в тетради — это текст.
Речь же, хотя в итоге и рождает текст, сама является не только текстом,
так как в первую очередь подразумевает процесс реализации, то
есть – именно определённую деятельность индивида!!! Определение
же письменная или устная – является указаниями на форму
реализации, то есть именно на форму деятельности индивида.
(В конце концов, даже если мы признаем письменной речью только
текст, то он всё равно не может появиться без соответствующей
деятельности!)
Иначе говоря, в нашей концепции любая форма внешней речи
(устная, письменная, дактильная и т.п.) – это экстериоризованная форма
мышления. Само же мышление представляет собой
способность индивида выявлять дифференциальные составляющие
и адекватно реагировать на них. Вследствие этого без соответствующей
деятельности не может осуществляться ни выявление, ни реагирование.
А потому для нас речь без деятельности будет очередным нонсенсом
современного языкознания!!! Для представителей же так называемой
чистой лингвистики – это теоретическая и практическая база, которая
заложена в основание всевозможных научных концепций. Проще и
точнее говоря, всё это является базой возникновения самых различных
противоречий, «туманностей» и «тупиков», которыми пронизана вся
современная лингвистика, что в итоге позволяет смело относить
указанную дисциплину к противоестественным наукам!!!
Нам совершенно не хочется раз за разом возвращаться к вопросу о
выявлении сути языка и речи, но к этому нас вынуждают
самые «свежие» публикации, в которых «дома новы», то есть тома новы,
«но предрассудки стары» /Грибоедов А.С., 1987, с. 47/. В частности,
А.А. Гируцкий разъясняет: «Разграничение понятий ”язык”, ”речь”,
”речевая деятельность” впервые наиболее чётко и последовательно
провёл Фердинанд де Соссюр» /Гируцкий А.А., 2003, с. 37/. Каким же
образом указанная «чёткость и последовательность» отразилась на
непротиворечивости языкознания? «Итак, – пишет А.А. Реформатский,
– по Соссюру, изучение языковой деятельности распадается на две
части: 1) ”одна из них, основная, имеет своим предметом язык, то есть
нечто социальное по существу и независимое от индивида...”;
2) ”другая, второстепенная, имеет предметом индивидуальную сторону
речевой деятельности, то есть речь, включая говорение”. Наименее
ясно Соссюр определяет ”речевую деятельность”: ”Речевая деятельность
имеет характер разнородный”. ”По нашему мнению, понятие языка не
совпадает с понятием речевой деятельности вообще; язык – только
определённая часть, правда – важнейшая, речевой деятельности”...»
/Реформатский А.А., 1967, с. 33 – 34/. По этому поводу у нас возникает
совершенно естественный вопрос: если Соссюр «четко и
последовательно» провёл разграничение указанных понятий, то почему
лингвисты (в данном случае то ли Реформатский, то ли сам Соссюр) «на
каждом шагу» в качестве синонима выражению «речевая деятельность»
используют выражение «языковая деятельность»?
Но если Реформатский в буквальном смысле – это прошлый век нашего
языкознания (1967), то, что же демонстрирует нам век настоящий? В 2003
году В.А. Гречко даёт следующие названия разделам своего учебного
пособия: «§ 8. Концепция языка, речи, речевой деятельности Ф. де
Соссюра» /Гречко В.А., 2003, с. 22/ или «§ 10. Уточнение предмета
изучения. Речевая деятельность. Практическое знание языка» /Гречко
В.А., 2003, с. 28/. Но, несмотря на подобные заглавия, данный автор в
десятом параграфе больше употребляет термин «языковая», нежели
«речевая деятельность»: «Способность к языковой деятельности
заложена в человеке от рождения... Языковая деятельность формируется
в определённом раннем возрасте... Языковая деятельность реализуется
в единстве с отражаемой и обозначаемой действительностью»
/Гречко В.А., 2003, с. 30/.
Так, в чём же заключено «уточнение предмета изучения» в данном
пособии? А заключено оно в следующем: «Владение языком – это не
инобытие языка как общего и существенного в чисто объективной форме
в сознании человека, а приобретённая в обществе, вследствие социальной
и биологической необходимости, способность и возможность языковой
(точнее – речевой! деятельности...» /Гречко В.А., 2003, с. 31/. Но если
«точнее», то почему сразу не употреблять соответствующую более
точную терминологию? Тем более, что Ф. де Соссюр будто бы чётко и
последовательно их разграничил!!! Согласно нашим представлениям,
если разделение языка и речи имеет столь принципиальный характер, то,
следовательно, и разделение языковой и речевой деятельности должно
соответствовать указанной принципиальности!!! Чего, однако, на практике
мы не наблюдаем. В общем, не лингвистика, а чистейшая политика:
говорим одно, а делаем совсем другое!!!
Более того, можно предположить, что в ранее упомянутой нами цитате
под «феноменом языка» А. А. Гируцкий всё-таки имеет в виду именно
язык. А это значит, что, во-первых, язык состоит из трёх компонентов:
«языка – речи – речевой деятельности... составляющими единое целое»
/Гируцкий А.А., 2003, с. 79/, то есть – речевая деятельность входит в
структуру языка. Во-вторых, согласно Ф. де Соссюру, являющегося
«генератором идеи» /Киров Е.Ф., 1997, с. 27/ того самого разделения,
речевая деятельность в свою очередь состоит из языка и речи. При
этом А.А. Гируцкий признаёт, что «разграничение понятий «язык»,
«речь», «речевая деятельность» впервые наиболее чётко и последовательно
провёл Ф. де Соссюр» /Гируцкий А.А., 2003, с. 37/. В результате мы
будем настаивать на том, что Нобелевскую премию заслуживает не
только тот, кто делает какое-то гениальное открытие, но и тот, кто
сможет элементарно понять (постичь, уяснить, осмыслить, осознать,
уразуметь, разгадать, раскусить – выбрать по своему усмотрению):
каким образом речевая деятельность, состоящая из языка и речи, может
одновременно быть структурным элементом этого самого языка???
Можно, конечно, по поводу последнего случая выдвинуть классическо
возражение, что это единичное мнение отдельного теоретика. Однако,
какое же это единичное мнение, если перед нами «Издание 2-е,
стереотипное, допущенное Министерством образования Республики
Беларусь в качестве учебного пособия для студентов филологических
специальностей высших учебных заведений?) /Гируцкий А.А., 2003,
с. 1/. О рецензентах упоминать не будем...
Таким образом, во всех рассмотренных примерах теоретики находят то,
чего нет. То есть в одном случае они противопоставляют друг другу
полностью тождественные понятия (речь и речевую деятельность), и
при этом каждое из них описывают при помощи разной терминологии
и, соответственно, при помощи разных лингвистических единиц. В
других случаях, совершенно правомерно разграничивая язык и речь,
то есть определенную форму мышления и его
экстериоризацию, они фактически утверждают, что «звуки речи» не
только не являются единицами мышления, но даже не являются и
языковыми единицами!!!
В результате изложенного мы лишний раз констатируем: достаточно
окинуть современную лингвистику беглым взглядом, как перед нами
выстраиваются иногда стройные, а иногда не совсем стройные (в одних
случаях явные, а в других – завуалированные) ряды самых различных
противоречий. Правда, если быть предельно точными, то этими своими
утверждениями мы никакой Америки не открыли. Так, например, о
данной проблеме у В.А. Гречко находим: «Таким образом, в работах
последних лет у отечественных учёных наметился общий диалектический
подход к вопросу о языке и речи» [Гречко В.А., 2003, с. 28]. В чём же
заключается данный подход? Да в том, что буквально на каждом шагу
у этого автора встречаем: «Теоретический разнобой в этой узловой
проблеме непосредственно сказывается на её освещении в учебных
курсах» /Гречко В.А., 2003, с. 24/. И далее: «Разнобой, нечёткое
представление о характере существования языка, о языке как объекте
и предмете познания мы встречаем и в теоретических трудах, и в
учебных пособиях» /Гречко В.А., 2003, с. 27/!!!
При этом, если сравнить материал, изложенный в данном учебном
пособие, в частности, с соответствующим материалом учебника
А.А. Реформатского «Введение в языкознание», изданным ещё в 1967
году, нетрудно убедиться, что в процессе эволюции научной мысли
проблемы не только не разрешились, но их стало ещё больше!!! По
этому поводу выскажем ещё одну гипотезу: при современном
«диалектическом подходе к вопросу о языке и речи» указанные
проблемы будут и далее не разрешатся, а накапливаться!!! Всё это
является неминуемым следствием выявления, развития и возведения
в ранг научных тех представлений о мироустройстве, которые таковыми
не являются!!!
Библиографический список
1. Белоусов А.В. Основы единой теории
мышления. Часть I. Язык и мышление. – Тула, 2006. – 864 с.;
2. Алефиренко Н.Ф. Современные проблемы науки о
языке: Учебное пособие / Н.Ф. Алефиренко.– М.: Флинта: Наука, 2005. – 416 с.;
3. Гируцкий А.А. Введение в языкознание. Учеб. пособие /
А.А. Гируцкий.– 2-ое изд., стер.– Мн.: «Тетра-Системс», 2003. – 288 с.;
4. Гречко В.А. Теория языкознания: Учеб. пособие /
В.А. Гречко. – М.: Высш. шк., 2003. – 375 с.;
5. Грибоедов А.С. Горе от ума. – М.: Наука, 1987. – 478 с.;
6. Кретов А.А. Фонема: аксиоматика и
выводы. // Вестник Воронежского государственного университета. №2
/ 2001. – С. 50 – 63;
7. Реформатский А.А. Введение в языкознание. – М.:
Просвещение, 1967. – 542 с.
